Поместье.

Часть пятая

Содержание:

1. Когда и как и почему

2. Изменение характера.

3. Начало навсегды.

4. А потом настал ноябрь…

5. Печной ужос

6. Выползновение

7. ...продолжение следует

8. ...продолжение следует

21JAN18

1. Когда и как и почему было принято решение.

В этой самой пятой части, мое повествование резко изменит свой характер. С момента последних записей прошло наверное месяцев пять или даже шесть. Долгих, весьма непростых месяцев.
Первое, что случилось – я перестал работать.
Полное имеется ощущение, что я об этом уже писал и писал подробно – но вот на каком из девайсов я сохранил этот файл с подробностями – не вспомню.
Когда-нибудь все синхронизируется и уточнится, (ха-ха!),
но теперь мне остается лишь коротко законспектировать события,
чтобы они не пропали навовсе.

Фирма слесарствующих гонщиков, куда меня приняли по настоятельному желанию бывшего хозяина её господина Фишера, была мне домом родным и заменителем семьи без малого два года. Поначалу я лихо решал проблемы и выполнял задачи высоких степеней сложности и доставлял много радости хозяину. Но случилось страшное – нас продали. Продали внезапно и вероломно, причем поляку.
Как только я его увидел в первый раз – я понял, что жизни мне с ним – а вернее «под ним» – никакой не будет.
Поначалу не было, однако никаких оснований для паники и всё еще очень долгое время шло хорошо. Мне давали разные важные новые поручения и даже как бы совершенно перестали ругать за ошибки.
Но тучи сгущались.

Сначала мне «влетело» за то, что я совсем и не делал и я не сдержал рот закрытым, потом нам запретили пользоваться служебными машинами даже минимально, потом нас тихонечко подвели к переодеванию в униформы с… Внимание! С огромным штрих-кодом, нанесенным на – внимание – воротник рабочей куртки так, что при одевании этот штрих-код неизбежно прикасался бы к шее и как раз в том самом библейском месте!
Очень надеюсь, что мой читатель теперь просто улыбнется над этим моим «опасением», но мой внутренний козлик встал от этого факта буквально «на попа» и я понял, что я такое не одену! Полупластиковая ткань и синтетическая краска, которой нанесен этот код, плюс естественное потение на работе, безусловно способствовали бы тому, чтобы этот код впечатался бы в кожу… Преимущество писателя перед читателем в том, что первый может придавать любому сообщаемому им факту любое значение. Так вот я позволил себе придать очень высокое, решающее, жизненно важное значение этому штрих-коду на моей шее. Уже тогда я не мог больше изображать счастье лицом даже короткое время утреннего «развода». Уже тогда я не мог совершенно нормально воспринимать дичайшие перестановки и передвижения персонала, когда любимый мной и уважаемый мастер "Д". Вдруг в несколько недель соврешенно исчез из виду и вовсе перестал напутствовать, поучать и помогать как друг – то есть делать всё то, за что я так его любил… Единственно толковый в технике парень "З". Был перемещен и разжалован практически в кладовщики и был выброшен со второго этажа вниз, к нам в комнату, где совершался утренний развод и у него отобрали служебную машину, передав ее «новенькому» начальнику "Г". , о котором я расскажу позже.
А вот зато самая ненавидимая за свою некомпетентность и нытье "Когдаааа будет готово? Бууудет ли сегодня готово? Нааадо обязательно, чтобы сегодня всё рабооотало..." скотина "Ф", - хоть и тоже была выкинута с этажа начальства и села чуть ли не за наш бывший стол "разводов" - приобрела явно дополнительную власть и функции, хоть и тоже как "З" потеряла машину, получив взамен заклееный фирменными этикетками подержаный "каблучок".
Может быть это и было правильным с точки зрения бизнеса, но когда отчаянный дебил и подонок "Ф". Вдруг стал получать всё больше и больше прав давить и выдавливать из работяг (то есть и из меня тоже) все возможные соки и жидкости, - сомнений не оставалось: дело плохо.
В первые несколько месяцев Поляк вышиб нескольких человек. Они исчезли в один день, ни с кем не попрощавшись, никакой информации нам передано не было, спрашивать было страшно, да и чего там спрашивать. Лентяями и алкашами дело не ограничилось, полетели головы тех, кто отваживался возражать резкому ухудшению своих условий. Хорошие мастера, очевидно, ушли сами.
Первые несколько месяцев с нами велись длинные воспитательные беседы, задавались вопросы, спрашивалось мнение… Потом эти беседы резко сократились, а с увольнением вышеназванных товарищей, прекратились практически и навовсе.
На эти места были взяты оголтело безграмотные и криворукие люди с улицы. Им было дано содержание уборщицы и статус «помощника», даже тем, кто имел совершенно достаточную квалификацию.
Молниеносно я превратился в самого высокооплачиваемого и превелегированного «техника». Еще бы! Новая машина, сокращенный список обязанностей, практически никакой слесарки, лазить по воротам и лежать в масляных лужах - скорее исключение, редкое исключение. Ходить по предприятиям с умным видом, заполнять протоколы проверки и инспекции, да наклеечки клеить... Вот и всё...
Но пахло это "всё" очень скверно.
Я долго, очень долго старался не думать, не концентрироваться и не замечать всех этих изменений. Единственный из всех оставшихся, я позволял себе заканчивать работу ориентируясь на часы, а не на то, что я бы мог сделать для фирмы. Я единственный настаивал и крепко настаивал на том, чтобы «брать и отгуливать» свои часы переработки, нагло по понедельникам, я свободно брал двухнедельные больничные при недомоганиях и ничто не могло меня остановить в пятницу, когда я, перепрыгнув из машины в машину, мчался в свое поместье, чтобы провести в нем несколько прекрасных приятных дней и ночей…

Сидя под звездами, опрокидывая рюмочку за рюмочкой под шкворчание рыбьей кожи на гриле, я старался не думать о том, как с понедельника по пятницу я буду вынужден носить штрих –код на затылке и думать о том, что меняю свой ценнейший подарок – жизнь – на деньги, которые мне, в общем то, уже ни к чему! Ведь главное мое желание – кусочек земли под солнцем – сбылось! Я строил планы, ставил сроки и решил доработать до весны, а там «включить больного» и будь что будет…
Очень важную вещь забыл сообщить: за рабочую одежду мы, работяжки, должны были отныне платить САМИ, отчисляя цену одного рабочего часа В МЕСЯЦ хозяину, а он уже будет платить фирме, которая нам эту одежду будет стирать-убирать.
Не смущаяясь и не отводя глаз, поляк сообщил нам, что Обычно одежда одного рабочего стоит ему "3х" денег в год (паскудное враньё!), а услуги фирмы стоят 6х., то бишь вдвое дороже. Вот эту самую то разницу мы, работяжки, и должны будем сами компенсировать.
Все работяжки дружно заткнули носы в попы и только один ясный сокол Я взвыл над столами, сверкая гордым клювом и маша свободными крылами, меча из-под чресел остропылающую правду-матку!
Мало того, что эта сцуко лишает нас качественной одежды и нумерует наши затылки, так он еще делает это за наш (мой!) счет!!
Я просто не мог, я просто не мог, я просто не мог сдержаться!

Мелкие, размазанные во времени, незаметные паскудства-поджимы-уколы, - это тактика нелюдей, тварей, которых я ненавижу. НЕНАВИЖУ! …Вероятно, это и было тем самым переломным моментом, который немцы называют «кайн цурюк!»

21JAN18
2. Изменение характера. Как долго я держался.

Изменение характера повествования, о котором я заявлял в начале главы, заключалось прежде всего в том, что от восхищения своими собственными строительными способностями и садоводческими успехами, я постепенно перейду в конкретное осмысление самой ситуации в предельно глобальном смысле. Иначе говоря – не что именно есть в моем доме, а для чего оно, собственно, там есть.
Итак, в августе 2017, первого его числа, я окончательно покончил с производственными отношениями.
Разрыв-расход получился бескровным, благодаря тому, что тошнотворная по своей сути подлянка, устроенная поляком, оформлена была в высшей степени изящно.
После памятного того моего воспарения над столом орлом справедливости, я был приглашен в его кабинет и нежно вопрошаем о том что бы я хотел и чего бы я желал.
Как всякий приличный сибирский лох, я тут же предположил, что меня пытаются купить и подмазать, от страха перед моими могучими способностями, и я восхотел больше денег и меньше работы. Шеф взял время подумать и вскоре предложил мне влиться в новую отрасль – постановка и настройка сложнючих (ха-ха) устройств и систем.
Я согласился даже с радостью – люблю ведь новые дела. Но увы, по страннейшему стечению или нарочному сложению? обстоятельств, дело это новое у меня совершенно не пошло! Инструкция по эксплуатации была немыслимо тупой и непонятной, а служба поддержки – вот тут внимание – предоставляемая фирмой, где раньше работал наш новый шеф – категорически ничем не могла мне помочь. На все мои вопросы, часто задаваемые стоя на карачках под дождем на кабелях, полуутопленных в луже грязи, мне обещали перезвонить и… И ничего!
Ситуация повторялась всегда, помочь мне не мог никто (или не хотел, заранее сообразуясь с поставленной задачей?) и я был вынужден несколько раз покинуть клиента без удовлетворительного результата… Подробно доложив начальству о неудаче и ее причинах, я, странным образом, встречал только покачивание головой и… И никаких выговоров- порицаний… И никакого интереса к подробностям! Хм…
И вот, в один прекрасный день я был приглашен в кабинет шефа и в присутствии того самого Г. – нашего нового «начальника» и бывшего моего боевого товарища, с коим мы не один день под дождем и снегом, на высоченных вышках, в пыли и в грязи, в холоде и под палящим солнцем, соединив наши умы и чувства юмора, таки спасали-выручали погубленное и погибшее оборудование, - Это как раз то место, в котором я подробнее о нем рассказываю, это понятно, да? Чувачок, в принципе, довольно клёвый. Он поддерживал меня много и объяснял мне много и по второму и по третьему разу, хвалил меня много и... Что еще? Ну просто вёл себя как - как мне тогда казалось- человек. Он просто из тех, кто мог бы стать моим другом. Я серьезно. Впрочем, своего желания занять кресло в офисе и перестать прыгать по мачтам, он тоже не скрывал и говорил мне, просидевшему однажды десять лет, а потом еще шесть на стуле в разных мастерских, что этот стул - трон. Ну-ну, покачивал я мудрой головой... Он прилетал ко мне за десятки километров, когда я твёрдо увязал в какой-нибудь дикой проблеме - ведь техника наших клиентов не поддается никакой классификации и ты каждый раз едешь неизвестно к чему... Он выручал. Он помогал. Он был добр ко мне и честен со мной. Я вроде бы даже приоткрывал ему душу... Ну да ладно, к теме: … так вот в его самом "Г" представительном присутствии, мне, вызванному к конкретному часу за сто километров от клиента (работу пришлось бросить), была зачитана длиннейшая и обстоятельнейшая бумага, в которой с удивительной скурпулезностью и абсолютной инсайдерской точностью (читай – предательством ближайших) были изложены все мои грехи последних аж полутора лет!
То, что я реально накосячил достаточно для увольнения – вопросов не возбуждало. Косяки я лепил изрядные, но эти мои косяки выравнивались всегда серьезными и важными успехами и выполнением невыполнимых задач, - плюс на минус, то есть. Шокировало другое! Ситуации, подробности которых мог знать только Г. – сложные и двусмысленные, и ситуации, ответственность за которые лежала стопроцентно на Д. – моем прежде любимом душевном мастере, - о коих тоже новому шефу не могло быть известно подробностей – были изложены в этой бумаге настолько филигранно, настолько подробно и аргументированно, с таким количеством фактов и имен, с указанием точного времени и места, что я в первую минуту даже возгордился тем, как много труда и усилий было приложено для создания этого досье… И только во вторую минуту я подумал о том с каким же гнильем я работал всё это время…
Когда озвучивалась глава, посвященная моим неудачам с «новой техникой», которая, как я сообщал, происходила из прежней фирмы нашего шефа, - выяснилось, что несмотря на всю необходимую информацию, поддержку и кучу времени, я все же не справился с задачей, чем подвёл, что привело и так далее…
То, что эта «фирма» была для меня запланированной подставой – сомнения не вызвало, а вот то, как за несколько месяцев люди, которых я уважал и даже где-то очень уважал, которые были мне больше чем симпатичны, которые приходили ко мне на помощь совершенно искренне, вникая в ситуацию и находя именно мне понятные слова, которые были готовы приехать ко мне бог знает куда, когда я «зависал» с проблемой… Как за несколько месяцев этот… Как раньше говорили немцы по отношению к полякам «унтерменш» - как он смог так… переродить их? Как он погасил их глаза, лишив любимого мной блеска, как он выпил их душу?
И если эти два вопроса я еще мог отодвинуть на потом, то на вопрос «Как я мог бы оставаться с ними дальше» я ответил сразу: да никак бля! Мы заключили джентльменское соглашение о вежливом расставании. Я проявил ум и проконсультировался с адвокатом, в результате чего получил довольно прекрасную страховку от потери работы (обязательное страхование в Германии), которая целый год обещалась выплачивать мне огромные деньжищи, ежели раньше я ничего не найду.
Итак, в самом начале Августа 2018 года я поехал в свое поместье уже не просто так, а навсегда.

3. Начало навсегды.

Первым изменением в моем обычном режиме пребывания в Поместьи стало то, что грилить рыбку снаружи я стал не каждый вечер…
Причиной тому стало прежде всего переутомление, вызываемое весьма напряженным, все-таки трудом. Ремонт двигался крайне, крайне медлено, каждый уголок цеплялся и сопротивлялся, сделанное прежде – ломалось снова или выказывала свою негодность.
Обычно утром, - вставая рано-рано, я уделял несколько получасов своим этим заметкам или работе над черновиками, которые грозили умереть в столе, - вскоре я перестал это делать из-за довольно быстрого в этом году похолодания и из-за долгого сна, который все больше и больше становился мне необходим.
Утренняя зарядка могла начаться и в десять и в одиннадцать и уже через пару-тройку недель мои музыкальные обязательные занятия стали больше обязательными чем музыкальными.
Ремонт я начинал часов в двенадцать и работал примерно до пяти, стараясь не шибко убиваться. Затем я отправлялся грилить рыбку и пить пивасик в саду, но всё чаще и чаще раннее потемнение и похолодание, убеждало меня в том, чтобы бросить эту рыбку на сковородку и не заморачиваться.
В принципе, это тоже было вкусно.
В те первые месяцы ко мне часто приезжала мама и подруга, иногда даже вдвоем. Эти приезды настолько сильно и глубоко изменяли мою «рутину», что вскоре стали настоящими праздниками для меня, несмотря на достаточно серьезные трудозатраты по уборке помещений, вымыванию моей несчастной посуды, набор которой сократился до "военного" подноса - с уже выдавленными на нем тарелками, и одним набором приборов - нож, вилка, ложка, чайная ложка, три чайные кружки. Остальная посуда упраталась в шкаф, чтобы альтернативы мытью не оставалось. Полы в большой комнате - единственно реально отапливаемого помещения, - постепенно покрывались дико крепко клеющимися черными пятнами. Как будто сахарный сироп, только черный. Скорее - гудрон! Отскоблить это было невозможно, только отмачивая вымыть. Эта субстанция налипала на колесика моего кресла, а потом с колесиков снова перемещалась на пол. Конечно, можно было отчистить и колесика тоже, но эта процедура и вовсе кажется ужасной. Тем не менее, я с довольно большой охотой готовил дом для приема таких дорогих моему сердцу гостей.
Домой я ездил вплоть до ноября – крайне редко, может быть раз в три недели, да и то только для того, чтобы выполнить необходимые формальности, вызванные страховкой, да отбиться от очередных предложений поработать на кого-то бесплатно…
Я все больше концентрировался на ремонте, отдавая ему в жертву все больше времени, которого из-за продолжительного сна и приготовления- потребления пищи с алкоголем, становилось всё меньше.
Постепенно я перестал активно рассылать по знакомым фотографии своих вечерних посиделок, которые должны были по моему мнению вызывать у них жуткую зависть, и стал устраивать это всё скромнее и скромнее… Исключение составляли приезды моей дорогой подруги! Тогда накрывался роскошный стол, тогда на завтрак у нас была икра и шампанское, тогда были праздники – тот же мой день рождения! Самый приятный и самолучший, пожалуй, из всех, за последние десять, наверное, лет.
Приехали все. Мама, супруга, дочка. Мы накрыли огромный стол в саду, наставили на него кучу всяких вкусняшек, мы пили вино, спокойно разговаривали и кушали, наслаждаясь всё еще очень теплым солнышком. И так мы провели не пару часов, а несколько дней. Прекрасно! Приятно! Тепло!
Но родные уехали, а я снова вернулся в свое "поместье".
Слегда уменьшающаяся «радость вообще» достигла своего нормального уровня где-то к октябрю. На велике я почти перестал ездить, ограничивался зарядкой и ремонтом, я полагал, что такой нагрузки хватало. Однако, вплоть до ноября, я очень часто заходил в лес на обратном пути и набирал несколько пакетов грибов, которые замачивал, засаливал, тушил, паковал в баночки. Этот процесс откушивал от моего дня по нескольку часов.
Сказать по совести, до переезда в Германию я не очень представлял почему некоторые поэты называют осень «Золотой».
Сажа и гарь, накопленные за лето промышленными городами, вдруг размывались в жидкую дрянь и на нее падали дырявые больные листья с чахлых деревьев лишь слегка прикрывающие крупнокалиберные отходы собачьих жизнедеятельостей.
Но уже самая первая моя осень в Германии показала мне такое роскошество красок и запахов, замешанных в драгоценных нитях солнечного спектра, что возникшая в моей душе радость напрочь вытеснила страхи эмигранта-первогодка…
И вот теперь в мою деревню пришла совсем другая осень…
Запомню навсегда эти первые две недели ноября. Только приехав из солнечного, сильнопахнущего надвигающимся рождеством города, я занырнул с горы в «таль» – не знаю точно как это по-русски, вроде огромного оврага, где по дну течет река или ручьи, но очень огромного, а вокруг – горы небольшие… Дом мой стоит как раз на склоне такой «тали», почти на самом верху, но всё же не на самом.
Поэтому «заныривание» - очень точный термин! Ведь если над талью собирался туман, то моей деревни становилось совершенно не видно! Сырость и холод, которые принесло с собой это романтическое явление природы были необычайными! Несмотря на достойные плюс 12 на градуснике, я околевал совершенно. Ванная комната оказалась настолько сырой, что образовывалась вода, а пространство вокруг окна покрылось ужасной черной плесенью.
Несколько дней я пытался согреться негорящими дровами и совершал ежедневные подвиги по выковыриванию себя из сырой же постели. Казалось, совершенно ничего нельзя сделать. Солнца не было вообще. В 14 часов уже темнело и не светлело до 11. Сначала с иронией, а вскоре уже и с тревогой, я стал подумывать о том, что место для строительства деревни было выбрано, наверное, не самым лучшим образом.
Мёрз я страшно. Ванная мокла и плесневела. Света белого было не видно. Я все дольше и дольше оставался в постели.
О том, чтобы устроить гриль-пати и речи уже быть не могло – дикий, внезапно налетающий ветер с дождем валил даже стулья. Я терпел. Старался больше работать.
Очень быстро и споро, несмотря на толстенную "шубу" одежды, я восстановил лестничный пролет- даже потолок, казавшийся поначалу неспасаемым, легко принял на себя гипсовую штукатурку и за чуть больше чем одну неделю лестничный пролет приобрел весьма законченные формы.
Я отштукатурил не только все его стены, но и потолки. Это была редкая, редчайшая удача.

4.…А потом настал ноябрь…

Но вот настал ноябрь и я начал работу в своей будущей студии.
Первым делом я поставил, предварительно починив и настроив, печку. Она точно подошла всеми своими трубами в надлежащие места и стала совершенно не капризничая, отапливать меня в эти жуткие времена.
Первым делом нужно было восстановить частично разрушенные практически до основания стены будущей «подсобки».
Центральная балка, несущая крыши и мезонина, хоть и оставалась в видимой целостности, тем не менее была лишь подпёрта в середине каким-то куском алюминиевого профиля, в последствии оказавшимся выравнивателем цементных поверхностей.
Обрезанные прежде другие части балок я нашел сохранившимися в сарае и, насколько возможно, использовал их в восстановлении «скелета».
В самом чахлом и сомнительном месте я соорудил весьма умную на мой взгляд конструкцию- между нижней опорной балкой, которую я достаточно надежно закрепил на воссозданой мной же кирпичной кладке, и верхней, собственно, несущей и нуждающейся в некоторой поддержке и выпрямлении, я воткнул брус, нижней части которого заранее высверлил отверстие для вставления туда отрезка стержня с резьбой. На вставленный в брус стержень я надел большую огромную шайбу и закрутил соотв. Гайку.
Нижняя часть стержня упиралась в заранее примастыренную на опорную балку металлическую хрень. Теперь, вставив брус со стержнем и гайкой между опорной и несущей, я мог крутить гайку, увеличивая длину торчащей и распирающей части стержня! Я получил прекрасный домкрат, который за несколько дней подкручивания совершенно выпрямил провисшую балку и воссоздал былую прочность конструкции совершенно!
Это была крупная удача! ма На фотографиях, без которых это повествование было бы беспредметным, хорошо видно состояние крыши, которое встретило меня, бодрого мастера.
Утеплить эту крышу было совершенно необходимо до наступления холодов и я это отлично понимал. Кто бы мог подумать, что октябрь и… то, что за ним последует, будут такими холодными… Опираясь на полученные мной когда-то у явных мастеров данные, я был совершенно уверен, что прежде чем укладывать утеплитель между балок, нужно всю крышу «зашить» герметично плёнкой, а уложив утеплитель, зашить ее еще раз и ничуть не менее герметично.
Достаточно посмотреть на фотографии крыши в начале, чтобы понять насколько сложный рельеф должен был быть «оклеян» плёнкой…
Я закупил материалы и на несколько недель погрузился в работу. Несколько недель тщательного, мучительного, очень тяжелого и психологически тоже труда по пять-десять часов.
Я долго мучался в постели, просыпаясь, пытаясь убедить себя встать на холодный пол, умыть хоть как-нибудь лицо, одеться и выйти в этот хмурый, насквозь мокрый лес "на зарядку". Это было, однако, совершенно необходимым условием, поскольку откажись я от зарядки, - дальнейшее падение в лень и деградацию (это без преувеличений!) было бы неостановимым.
Странным образом, что вовсе на меня не похоже, еще до того, как вся работа была готова, я все же усомнился и написал на портале строителей в интернете свой вопрос – как же мне нужно делать это утепление, повесил фото…
Пришло несколько ответов, подтверждающих мою первоначальную версию и я усиленно продолжал. Лишь через несколько дней я прочитал некий вопль на тему: какого хера ты делаешь? Странно, но и мой приятель, знающий толк в строительстве, с самого начала вопил тоже самое, но я почему-то продолжал…
Усомнился же я в правильности своего подхода только когда всё было сделано. К чести моей, вторую половину я делал только два-три дня, был уже опыт, да я и предчувствовал, что всё напрасно…
Голос разума пробился ко мне, я напрягся и понял, что внутренней плёнки быть не нужно. А вот так не нужно и всё. И всё.
Я огорчился очень, но не самому факту ошибки, а тому, что позже, перечитав еще раз ответы на форуме, я обнаружил, что они были ВЕРНЫМИ с самого начала, а я, будучи уверенным в своей правоте, буквально прочитал «между строк», буквально неправильно понимая, буквально принимая прокладку между шифером и досками как раз за ту пленку, которую я должен был бы нанести.
Сказать по совести, хорошие там мужики тусуются, много помощи мне оказали, много старались помочь. Хорошие!

А нынче у меня выходной и я устал очень. Ничего не делал целый день, только погулять сходил часа на полтора, солнышка хапнул. Может поэтому и к писанию снова вернулся – последний раз я что-то писал еще летом… Записки нашлись последние аж от 24 августа… Хм.
При отсутствии задушевных друзей очень быстро становится стыдно напрягать своими морочками бедную уставшую подругу, а вот такие вот записочки-дневничочки, вполне себе функцию исповедальни выполняют и, к тому же позволяют понять, что жизнь не просто проходила, а весьма забавно!

19MAR18 5.Печной ужос

В таком гигантском доме с таким огромным садом должно постоянно жить ну никак не менее двух человек, во всяком случае - зимой. Личные свои 36,6 градусов тепла человек тоже выделяет во внешнюю среду и поддерживает таким образом некоторый климат. Звучит, может быть и глупо,но это так. А самое главное, что человек, находясь в помещении, прекрасно чувствует всякое похолодание и принимает против него соответствующие меры... Нет ничего хуже для большого дома, когда в нем отапливается только одна, по сути, комната. Это означает, что влага будет собираться в каком-то особенно холодном месте и, зависая там навечно, порождать плесень дикую.
Дрова я, как следует из прежних глав, приносил изрядно из леса, пилил и забрасывал в сарай. Конечно, их следует сушить несколько лет, по крайней мере два жарких лета они должны пережить, чтобы стать из мусора - топливом. Особенно, если учитывать то, что они изначально- хвойных пород и лежали часто прямо на земле.
Но, тем не менее, дрова эти надо принести да поднять, а это тоже не всегда весело, учитывая сколько раз мне приходилось грести снег лопатой, чтобы только пройти к сараю и провести к нему тачку.
Собственная жадность, конечно, тоже сыграла роль, а еще желание возрадоваться тому, как на самом деле экономно выглядит всё с отоплением моего дома: очень хотелось похвастаться жене, что за зиму я сжег только часть мусора, даже не потратив основной запас дров...
В общем, печку я топил крайне экономно: разведя большой огонь, я забрасывал в него практически сырые поленья и закрывал заслонку так, что дрова только тлели, едва видимым огнем.
Поначалу это дело закоптило мне переднее стекло печки до полной непрозрачности... "А, ну и фиг с ним!" - бодро отреагировал я. Потом печь стала издавать странный запах... А потом со стыков труб дымохода начала капать едкая черная вода.
Это было ужасно! Я не знал, что и думать, придумывал разные детские объяснения, типа того, что дождь, который, кстати, сцуко, практически и не прекращался в эти месяцы, чередуясь с дождем и оттепелью, - проник-протёк непосредственно в дымоход, или, к примеру, что снег, налипший на трубе, оттаял и влился водой...
Когда же на следующую ночь я был разбужен странными звуками падающих дробинок, мне предстало жуткое зрелище! Капли, падающие с трубы прямо на горячую печь, тут же разбивались и обдавали брызгами всё окружающее пространство: и стену за печью и пол перед ней... Я был просто ударен по голове и не знал, что и предпринять!
Я подставил лоток с тряпочками под самое текущее место и решил спать дальше. Печь едва горела, а любая попытка открыть дверцу вызывала дикий клуб дыма наружу.
Наутро я понял, что мои детские объяснения не помогут мне выжить в этом вонючем кошмаре. Я залез в интернет и обнаружил, что дымоход надо чистить. Первым делом я проверил дымоход и обнаружил, что за дверцей в самом его низу собралось килограммов десять мокрой сажи. Я ее выгреб. Потом я снял с печи трубу и обнаружил, что она практически полностью перекрыта дичайшими зарослями каких-то черных сталлактитов! Видимо, поднимающаяся сажа "приклеивалась" к мокрым участкам трубы и росла, как растут коралловые острова.
Вычистить эту трубу было архисложно! На улице шел паскудный мокрый снег и дул омерзительный ветер. То есть - обычная ежедневная погода царила на этой самой улице. Тащить трубу по лестнице в сад возможным не представлялось, да и какой в том был смысл? Трубу я чистил на крыльце, заранее купленным для этой цели "Ершиком" Это был черный день моей жизни :-)
Интернет сообщил мне, что причиной образования воды является прежде всего недостаточная сила горения топлива (нельзя давать ему тлеть, а надо, чтоб горело). Недостаточно холодные газы, поднимаясь по дымоходу, могут успеть остыть настолько, что перестанут подниматься и в трубу пойдет влажный воздух снаружи. Соединившись с холодной стенкой дымохода, он выделит влагу. Кроме того, влагу содержат мои "бесплатные" дрова и эта самая влага забивает - заращивает непосредственно трубу печки... Во как!
Насколько мне удалось рассмотреть с фонариком, сам камин - дымоход, - выглядят достаточно бодро, а вот труба печки... Ужасно. Я снял горизонтальное удлиннение трубы и вернул печку в ее изначальное положение - ближе к углу входной двери. Дверь, конечно, будет страдать от такой близости, но ничего не поделать.
Я стал использовать большей частью сухие дрова, а влажные подбрасывал лишь в незначительной пропорции, когда огонь горел достаточно сильно. Я перестал полностью закрывать заслонку.
Была еще одна ночь, когда снова "запахло" той самой гадской жижецей, но я тут же "умощнил" огонь до максимума свежими дровами. Наутро следов капель обнаружено не было.
Вот так я стал кое-что понимать в дровяном отоплении.
6.Выползновение

Однажды, гуляя в солнечный день,-а таковых мне выпало за семь месяцев затворничества аж целых шесть, два из которых подряд и в феврале...
Так вот, гуляя под прогревающим и высушивающим меня солнцем, я вдруг совершенно неожиданно ощутил в себе желание перемен. Я захотел перемен, причем немедленных!

7....

7....

15 феврал Вот как-то так без буквы... Продолжение следует.